Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

Как-то раз у меня звонит телефон:

– Джей, к нам едет новый пациент.

– Кто? Что у него? Откуда?

– Мальчик пяти лет, позавчера отказали ноги. Снимков сделано не было. Из Нортгемптона его направили прямо сюда.

– Хорошо, намагнитьте его, как только он поступит.

Я частенько придумываю всякие дурацкие слова – так, например, я прошу провести магнитно-резонансную томографию.

Проблема с подобными пациентами в отсутствии какой-либо информации. Время, прошедшее с момента появления симптомов, вызывает беспокойство. Два дня – это слишком много.

Мальчика привозят вместе с родителями. Их встречает ординатор, который затем организует проведение томографии. Он уже успел взглянуть на снимки к тому моменту, как передал их мне.

– Что думаешь? – спрашиваю я.

– Ничего хорошего.

– Ага, спасибо, доктор Хаус! Что еще?

– Не думаю, что это опухоль. Симптомы не соответствуют – вероятно, сосудистая патология, хотя и кровоизлияние в опухоль исключать нельзя. Вряд ли дело в демиелинизации[66] – все произошло слишком быстро.

(Последний термин относится к заболеваниям вроде рассеянного склероза, у которых может быть схожая симптоматика, однако лечатся они совершенно иначе.)

– Сколько прошло с тех пор, как он был в норме?

– Где-то тридцать шесть часов.

Задумавшись на мгновение, я говорю:

– Боюсь, поезд ушел.

Разумеется, его родителям я этот вердикт не озвучиваю. Пока что. Пока у нас не появится вся информация. Они, как и следовало ожидать, места себе не находят.

– Нам так жаль, мы и не подозревали, что все настолько серьезно, – всхлипывает мать. – Я думала, он просто дурачится.

Еще одна распространенная фраза, когда дело касается ребенка. Кто из детей не притворялся когда-либо больным, чтобы привлечь внимание, уклониться от домашних обязанностей либо и вовсе просто ради смеха? Понять, что на уме у маленького мальчика или девочки, может оказаться для родителей непосильной задачей.

– Вы не виноваты, – успокаиваю я напуганную женщину. – Это случилось не из-за вас.

Во всяком случае, не напрямую. Дело может быть в плохой наследственности. Я задаю им несколько вопросов, чтобы узнать, какие в семье пациента были болезни. Это, как правило, позволяет сузить список потенциальных причин. Ни мать, ни отец, впрочем, ничего такого вспомнить не могут.

– Как вы думаете, в чем дело? – спрашивает отец.

– Судя по всему, из-за разрыва кровеносного сосуда у вашего сына в спинном мозге образовался тромб. Как следствие, кровь перестала поступать ниже этого места. Тромб как блокпост на дороге – проезд закрыт.

– Он будет в порядке? Вы сможете его вылечить?

И снова это слово. Я невольно вспоминаю последнего парнишку, поступившего ко мне с такой же проблемой. Было уже слишком поздно, чтобы ему помочь. Спустя почти двенадцать месяцев функции начали постепенно восстанавливаться – но лишь частично. Правда, вряд ли было хорошей идеей сказать этим родителям: «Для моего последнего пациента все закончилось очень плохо». Какой бы им был от подобных слов толк?

Что я могу сделать – и что я сделаю, – так это подарить семье хоть какую-то надежду. Позитивный настрой может значительно способствовать выздоровлению. Данный факт было доказан в ходе многочисленных исследований. Я хочу, чтобы родители мальчика верили, что у их сына еще есть шанс поправиться. И чтобы он сам тоже в это поверил. Так что я рассказываю им про естественные способности человеческого организма к исцелению. Как он порой со временем может исправлять небольшие сбои. Небольшие сбои, у которых огромные последствия.

– Хотите сказать, что вы вообще никак не можете помочь ему? – спрашивает мать.

– Буду с вами честен. Не знаю, удастся ли нам когда-либо вернуться на исходную. Лучшее, что мы можем, – просто ждать, дав природе делать свое дело. Мы проведем еще ряд тестов, но, боюсь, любая операция несет риск усугубить ситуацию.

– Усугубить? – в ужасе восклицает женщина. – Что может быть хуже, чем инвалидное кресло?! Что может быть хуже?

Тот факт, что с момента отказа функции ног прошло столь много времени, придает моим мыслям ясность. Если бы у ребенка отказали ноги всего пару часов назад, мне пришлось бы поспешно принимать множество решений: «Смогу ли я помочь? Усугубится ли ситуация, если я ничего не сделаю? Есть ли вероятность, что из-за моих попыток состояние мальчика ухудшится?» И наконец: «Может ли операция на этом участке быть безопасной для ребенка такого возраста?»

Из-за того сколько прошло времени, ни один из приведенных вопросов больше не актуален. Момент упущен. Ящик Пандоры открыт.

Я смотрю на спящего в кровати малыша. Теперь ты сам по себе, приятель…

Размер имеет значение. Если наступить на садовый шланг, из которого вовсю хлещет вода, а затем убрать ногу, то на мгновение скопившаяся вода брызнет с огромной скоростью, после чего восстановится прежний напор. Чего уж точно не случится – так это не закончится вода, потому что в водопроводе ее хватит на многие часы, дни и недели.

Запас крови в организме человека ограничен. В теле среднестатистической взрослой женщины примерно четыре литра крови. У мужчины, в зависимости от его размера, крови может быть вплоть до пяти литров и даже чуть больше. У детей, разумеется, крови меньше – опять-таки все определяется размером. Что же касается младенцев, то в их организме совсем немного крови.

В возрасте нескольких месяцев объем крови младенца будет составлять от 250 до 350 миллилитров – что-то между большим винным бокалом и банкой колы. На счету каждая капля.

Любая операция связана с риском кровопотери, но, когда речь идет о сосудистых проблемах, тромбах и тому подобном, хирургическое вмешательство втройне опасней. Если хирург попытается убрать тромб, из кровеносного сосуда может фонтаном полить кровь, особенно если это артерия, несущая насыщенную кислородом кровь от сердца. За считаные секунды младенец может потерять смертельно опасное количество крови. Пятилетний ребенок также может очень быстро истечь кровью. Таким образом, если на одной чаше весов находится желание хирурга помочь пациенту, то на другой – вероятность усугубить ситуацию своим вмешательством.

Хирург общего профиля не станет браться за сосудистую мальформацию в печени, если она охватывает весь орган целиком. Вместе с тем, если затронута лишь небольшая его часть, риск может запросто оказаться оправданным. Врач лишь отрежет кусочек легкого или сегмент кишечника, содержащий сосудистые изменения, – организм с этим справится. Но станет ли хирург удалять часть спинного мозга, зная, что из-за стремительной кровопотери все может мгновенно полететь к чертям? Скорее всего, нет. И уж точно не у ребенка. По меньшей мере пока остаются другие варианты.

И это еще если не учитывать типичные проблемы, связанные с удалением участка нервной системы. Иными словами, суть